Пилигримы

Легендарный альпинист Сергей Ефимов: восхождение на Эверест было политическим мероприятием


Из более чем 30 восхождений высшей категории сложности у "снежного барса" Сергея Ефимова есть две особенные вершины. Одна триумфального успеха, другая профессиональной драмы. 30 лет назад 5 мая он в составе первой советской гималайской экспедиции поднялся на Эверест недостижимую мечту многих поколений советских альпинистов. Спустя 15 лет он очень пожалел, что организовал экспедицию на Макалу пятый по высоте восьмитысячник мира "забрал" двух его альпинистов. Это событие круто изменило отношение Ефимова к организации восхождений.
Восхождение

- К моменту восхождения на Эверест вы уже были признанным альпинистом

Я уже был мастером спорта. Это достаточно высокий спортивный ранг.

- Вы забыли добавить, что и трёхкратным чемпионом СССР по альпинизму.

Ну, да. Я в то время работал в УПИ. Партком и ректор были в курсе важности экспедиции на Эверест. Провожали. Вымпел УПИ мне вручили, чтобы водрузил на вершине. Так что можно сказать, что был признанным альпинистом).

- Кто вам предложил войти в состав первой советской гималайской экспедиции?

Это было решение на уровне Федерации альпинизма Свердловской области. Я помню, что тогда председатель Федерации Абрам Константинович Кикоин подошел ко мне и сказал, что Федерация решила меня делегировать на отборки в экспедицию на Эверест, а также Лешу Лебедихина (Алексей Лебедихин мастер спорта международного класса по альпинизму, шестикратный чемпион СССР по альпинизму, судья республиканской категории по скалолазанию, председатель федерации альпинизма и скалолазания Свердловской области с 1983 года прим. автора) и Женю Виноградского (Евгений Виноградский семикратный чемпион СССР по альпинизму, Снежный барс , четырёхкратный чемпион России по альпинизму, заслуженный мастер спорта СССР, пять раз восходил на Эверест, почётный гражданин Екатеринбурга прим. автора).

- А попали вы один.

Да. Кандидатов было много. Отбор был жестким.

У Леши Лебедихина был обнаружен гайморит. А там если какие-то отклонения в здоровье находили, то сразу же вычёркивали из состава.

А Жене Виноградскому на отборках не повезло с партнером по связке в забеге по ледовому склону. Его хороший знакомый из Москвы Вадим предложил ему выступать вместе на забеге. Женя не мог ему отказать. А тот оказался не сильно готов, и они с Вадимом проиграли тот забег. Так Женя не попал в состав сборной Союза. Такие обстоятельства.

Как время показало, второго такого, как Виноградский, надо ещё поискать в мире, не то что в Советском Союзе. Это уникальная личность в высотном альпинизме.

- Кстати, про массу кандидатов. В подготовке к экспедиции был многоступенчатый отбор. Три сбора. На первый сбор зимой 1980 года пригласили двадцать из шестидесяти претендентов, в основном молодых и незнакомых тренерскому совету. Вы были на первом сборе?

Зимой? Нет.

- Второй летний сбор в этом же году, он был более представительный. Были там?

Да, там я уже был как раз с Лебедихиным и Виноградским.

- А вам известно, что там расставляли всех по ранжиру, то есть не только по спортивным, техническим способностям, но и по совместимости характеров. Вы знали, как вас расставляли?


Нет. Я даже не вдавался в эту кухню , мне было совершенно не интересно, что там руководство думает, какими принципами руководствуется и правильны ли они или нет.

- То есть вас не посвящали?

На собраниях не докладывали, а я не стремился выяснять.

Меня интересовали конкретные действия отборки, которые показывали, кто ты есть. Это была серия соревнований по-другому я их не воспринимал.

- Там были три группы: с хорошими показателями, нормы без отклонений, и неясности, требующие дополнительной проверки. Вам не говорили, в какую группу каждый из вас в экспедиции попал?

Нет, мне не говорили. Леше Лебедихину сразу сказали, за что его отчисляют. Но потом я узнал, что у меня никаких отклонений по здоровью не было. Я думаю и у Жени Виноградского тоже не было, раз до сих пор ходит на восьмитысячники.

- Восхождение предполагалось проводить четвёрками, а вы пошли в двойке с Валентином Ивановым (капитан первой советской гималайской экспедиции, обладатель знака Снежный барс за покорение всех советских семитысячников, двукратный чемпион СССР прим. автора). Почему так получилось?

Так сложились обстоятельства. До пятого лагеря (8500 м) мы вышли четвёркой, а потом оказалось, что надо идти спасать ребят. На вечерней связи выяснилось, что Эдик Мысловский и Володя Балыбердин достигли вершины, но на спуске так обессилели, что не могли двигаться. И когда Балыбердин по рации попросил, что хорошо бы если бы кто-нибудь принёс им чаю. Стало ясно, что двигаться самостоятельно они не смогут. Кто им мог принести чай на 8700? Только наша группа. Мишка Туркевич с Серегой Бершовым стали собираться на выход на ночь глядя . Мы с Валей отдали им свой кислород, и они ушли. Так произошло разделение.

Мысловского и Балыбердина они нашли недалеко от вершины. Дали им кислород, дали чай, напоили их. Те начали двигаться. А Миша с Серегой в ночь дошли до вершины, затем догнали двойку и все вместе спустились к рассвету к нашей палатке.

- Вы на высоте 8500 с Ивановым перенесли ночь без кислорода. А какие мысли вас в ту ночь посещали?

Никаких лишних мыслей, кроме: надо выспаться, не проспать, с рассветом одеться, выйти. Никаких других мыслей я не помню.

- Иванов в своих воспоминаниях написал, что у вас у обоих соскакивали кошки при восхождении, а при спуске одна кошка у вас сломалась. Какие у вас были ощущения? Это же не рабочий момент?

Да, у меня сломалась одна кошка . Валя спускал меня на веревке, потом спускался сам. Работали на автоматизме. Главное надо двигаться, двигаться, двигаться.

- Вы много лет возили в горы с собой будильник, и в гималайской экспедиции он вас подвёл, что случилось?

Не помню этого. Если говорить про ночь перед восхождением в пятом лагере, то было впечатление, что мы вообще не спали, сон прерывался. Я все ждал, когда наступит момент, чтоб мы могли выйти.

- Вы с Ивановым были на вершине полтора часа, не хотели уходить с неё долго. Он даже вас торопил, а вы всё тянули и тянули. Почему вы не хотели уходить? Чтобы продлить мгновение?

Нет. Наслаждения мгновением не было. Там была совершенно рабочая обстановка. Надо было всё сфотографировать, всё сделать, чтобы зафиксировать своё пребывание на вершине. Просто там все делалось очень медленно.

- Иванов вспоминал, когда вы были на вершине, всё произошло буднично. Однако когда вы снимали на камеру, она у вас почему-то забарахлила. Что произошло?

Помню хорошо этот момент. Балыбердин оставил камеру на вершине. Кассета была полностью израсходована. Надо было перезарядить камеру, а меня этому не обучали. В нашей группе работой с камерой обучались Сергей Бершов с Михаилом Туркевичем, а они были уже внизу. Пришлось просить консультацию по рации. Видимо, я все-таки пленку заправил неправильно. Изображение получилось дерганым. Это дрыгающее изображение так и вошло в фильм "Восхождение на Эверест" Вензеловского.

- В Википедии есть такая запись, я не могу её не воспроизвести, я думаю, это вас может подтолкнуть дать дополнительный ответ: "Как мог такой опытный альпинист потерять кассету с чрезвычайно ответственной исторической киноплёнкой, он доснял плёнку в кинокамере, которая была оставлена на вершине Балыбердиным, снял панораму с вершины Эвереста".

Так и было. Как это произошло, я абсолютно не могу объяснить. Я достал заснятую кассету из камеры и положил в рюкзак Когда мы спустились в лагерь оказалось, что её нет. Я полностью признал свою ответственность за потерю. Как это произошло не знаю.

- Никаких санкций не последовало?

Нет. Какие санкции. Убивать меня, что ли?

- Вы можете сейчас, по собственным ощущениям, сказать, кому из одиннадцати человек, которые взошли, восхождение далось труднее?

Не могу сказать, потому что нет критерия сравнения, насколько человеку плохо. Все терпят. У каждого свой предел.

- Там же в экспедиции 23 человека было, остальным запретили из-за погодных условий. Что чувствовали те, которым запретили выходить? Не делились?

В спортивном составе было 16 человек. Онищенко, Москальцов, Хергиани выпали по болезни. 11 взошли на вершину. Не повезло Эрику Ильинскому и Сергею Чепчеву из Алма-Аты. Алмаатинская четверка разделилась. Казбек Валиев с Валерой Хрищатым вышли из пятого лагеря на день раньше Ильинского и Чепчева. Вышли и пропали. Связь с ними оборвалась. Рация, видимо, замерзла. Днём был ветер, они не могли выйти, вышли вечером, всю ночь шли. Когда к утру они вернулись к палатке на 8500, там их встретили Эрик с Сергеем. Когда связались с лагерем, руководитель экспедиции Евгений Тамм приказал Ильинскому сопровождать вернувшуюся двойку вниз. Посчитал, что они уже на грани возможностей, и их нужно спускать. Сказали Ильинскому: бери ребят и идите вниз с ними. Конечно, это был жестокий приговор.

- Решение о прекращении восхождения с чем можно сравнить?

Ну с чем? Два года отборок чтобы попасть в команду.

Два месяца изнурительной работы на высоте на пределе возможностей и когда до вершины остается несколько часов подъема, тебя отправляют вниз Ребята были просто убиты . Ильинский тренер команды Казахстана, одной из сильнейших в Союзе. Сам альпинист высокого класса. Его ребята взошли, а ему не дали.

Решение о прекращении восхождения было порождено нашей системой. Потому что из негласных источников руководству сказали, что экспедиция должна быть успешной, любой ценой должны достигнуть вершины. Как только первый человек достиг вершины, там сразу же сказали: всё, стоп, прекратить всякое восхождение, не дай Бог, что-нибудь случиться. Что там чувствуют или хотят участники, никто не спрашивал. Это было чисто политическое мероприятие, под него давали большие деньги, и люди должны были говорить: есть.

- У вас позже тоже были неудачные попытки, не доходили до вершины. Например, в 1996 году по маршруту Бонингтона на Аннапурну (Гималаи, 8091 метр). Когда принимается решение о прекращении восхождения, вот эти чувства: вот она, вершина, а тебе следует команда вернуться.

На Аннапурне было другое. Там началась жуткая непогода. Было просто опасно дальше работать. Все это понимали. Со стихией бороться опасно.

- Вам какой термин ближе: достичь вершины, взойти на неё или покорить вершину?

Покорить это такой расхожий сленг. Мне, кажется, он исходил от журналистов. В обиходе альпинисты никогда им не пользовались. Вот так и повелось.

- Вы как-то заметили, что восхождение для вас запоминается по эмоциональному впечатлению и по серьёзности пройденного маршрута. А первая гималайская экспедиция и восхождение на Эверест?

Восхождение на Эверест как было, так и осталось главной вехой. До Эвереста была одна жизнь, после уже другая.

Это такой отпечаток, который не выветривается.

Там многое было впервые. Гималаи, королевство Непал, необычный формат жизни, взаимодействие с местным населением. Ну и гора недостижимая мечта многих поколений советских альпинистов. Мы стали на время героями.

Когда люди начинают по-другому воспринимать тебя, ты себя тоже начинаешь по-другому воспринимать. Хочешь ты этого или нет. Отношение к себе меняется.

Как Юрий Визбор сказал нам после экспедиции, что до этого у них были победы, высокие достижения в альпинизме, а Эвереста у них не было.

С годами забываешь очень сложные восхождения, было сделано очень классно, оценено. А это всё- таки была национальная окраска и вся информация ложилась на очень мощнейшую национальную окраску. Потому что первый раз в Непале, в Гималаях. Совершенно. Появилось другое понимание себя


- Вас как-то изменило?

Да, конечно. Появилась популярность, можно сказать, слава в альпинистских кругах. Это открыло достаточно широкий простор для деятельности. Занятие альпинизмом стало социально значимым, потому что было высоко оценено государством, властью. Новые экспедиции, новые программы развития альпинизма Поддержка и понимание со всех сторон Появилась уверенность в себе. Не в качестве альпиниста (это было и раньше), а в плане общественной жизни.

- Дорога на Эверест у каждой экспедиции своя, хотя маршрутов достаточно много. Выбор маршрута дело принципиальное. Это вы уж тогда выбрали действительно уникальный на тот момент маршрут.

Выбирали руководители экспедиции. Надо отдать должное Евгению Тамму (руководитель экспедиции) и Анатолию Овчинникову (старший тренер) очень серьезная была заявка. Не имея опыта Гималайских экспедиций выбрать маршрут, выходить на который никто до нас и не помышлял. По таким стенам в Гималаях не ходили. Приехали на разведку, посмотрели и решили. Что там мелочиться. Если ставить, то сверхзадачу.

- При том восхождении на Эверест чего было больше ходьбы или лазания?

Был комплексный маршрут, лазания было много и на большой высоте. Опыта работы на стенном маршруте на такой высоте у нас не было. Это не классический маршрут, где в основном идут все пешком. Это была стена, скальная работа высокой сложности на большой высоте.

На вершине

- После Эвереста вы ещё трижды становились чемпионом СССР по альпинизму. Восхождение на высочайшую вершину мира как-то повлияло на отношение к команде свердловских альпинистов?

Думаю, что нет. Эверест и сборная команда Свердловской области не связаны. До Эвереста мы уже стали признанной командой, когда выиграли три чемпионата подряд, что в общем-то ни одна команда не делала. Авторитет у команды уже был большой к тому времени.

- А какая медаль наиболее дорогая, памятная из чемпионских?

Я могу сказать, какое восхождение принесло большую радость. Это восхождение на Ерыдаг (1981 год, 3925 метров). Это на Кавказе, недалеко от Дагестана. Там мы прошли маршрут технически очень сложный. Сначала даже не представляли, что там вообще можно пройти. Много команд участвовало. По жеребьевке наша команда выбирает маршрут последней. Нам ничего приемлемого не осталось. Осталась центральная часть стены стена-зеркало с нависанием. На эту часть никто и не смотрел даже. Для прохождения лазанием не реальна. Сидели два дня, думали, потом решили. А что? Ну, давай, попробуем.

Классный оказался маршрут. Красивый, логичный, интересный! Фантастическая скальная работа. Комбинация всех видов технического передвижения на грани пролезания. Как скалолаз я получил просто несказанное удовольствие. И опять же золотые медали.

- Вы были инициатором первых забегов на Эльбрус с целью отбора в гималайские экспедиции. И это было воспринято настороженно. Ну как любая непривычная инициатива.

Ну да. Эту методику отбора мы обсуждали с тренерами перед экспедицией на Канченджангу. Она прижилась, и сейчас проводят забеги на Эльбус как отдельные международные соревнования. И очень много народу собирается каждый год.

В Советском Союзе, в отличие от других стран Западной Европы, Америки, отношение к альпинизму было как к одному из видов спорта, имеющему большое прикладное значение, и на протяжении десятилетий складывалась спортивная система альпинизма со спортивными разрядами и званиями, чего на Западе не было на тот момент. С тех пор что-то изменилось в альпинизме в России?

Альпинизм был у нас в системе спорта. Альпинизм в мире в системе спорта не был. И всё зарубежное сообщество альпинистов не принимало этого. Да и сейчас там считают, что соревнования в альпинизме недопустимы.

За рубежом признали наши соревнования по скалолазанию и выделили это в отдельный вид спорта.

- Евгений Виноградский как-то сказал, что в XXI веке больше восхождений будет в альпийском стиле, без предварительной обработки, установки лагерей. Вы согласны с этим?

Речь идёт о восхождении на восьмитысячники. На шеститысячники, на семитысячники мы всегда ходили только в альпийском стиле.

Похоже, что время осадных гималайских экспедиций прошло. Так что Виноградский, возможно, прав.

- Вы были в составе российско-британской экспедиции, взошли по ранее не пройденному маршруту в альпийском стиле, и все без кислорода.

Было такое восхождение. По Северной стене Дхаулагири. Без кислорода. До семи тысяч поставили два лагеря, потому что надо было акклиматизироваться, а потом уже вышли на стену в альпийском стиле, имея прожиточный запас на несколько дней да четыре веревки. Провешанных веревок за собой не оставляли, так что простого пути отхода не было.

- За это восхождение на Дхаулагири вашу команду номинировали на Золотой ледоруб


Ну, да. Мы об этом даже не знали. Правда, тогда нам не присудили высшую награду.

"Золотой ледоруб" команда Свердловской области получила за прохождение Западной стены Макалу в 1997 году. Сейчас этот приз находиться в клубе Армии.

- Вы дважды были в международных экспедициях. Чувствовали различия в подходах к альпинизму, национальные особенности?

Очень явные отличия. Поначалу мне было трудно адаптироваться к новому формату. Всё- таки наш советский альпинизм был армейским, где всё подчинено приказу, дисциплине, правилам

А за рубежом это просто добровольное восхождение совершенно свободных людей. Мне было удивительно, но там никто не несёт никакой ответственности за другого. Каждый имеет право покинуть экспедицию, если он так решил. Был момент в английской экспедиции Дуга Скотта (легендарный британский альпинист, писатель, автор многих книг об экспедициях), когда Алан Хингс отказался участвовать в экспедиции. Почему? Да, говорит, опасный маршрут, и меня уже ждут в другом месте. И что интересно другие участники это все воспринимают как норму.

- Юрий Рост в своей книге про первое восхождение на Эверест написал, что сборную альпинистов надо воспринимать не как коллектив единомышленников, а как коллектив самостоятельно мыслящих людей. Я ещё бы добавил: одиночек.

Да уж. В Эверестской команде собрались самостоятельно мыслящие лидеры. Но в то время в альпинизме люди еще находились под прессом правил, принимали и выполняли их. Волюнтаризма такого, какой сейчас есть в мире, что я хочу, то и делаю, не было. Поэтому народ был управляем. И это было даже отмечено французскими журналистами. Мол, только русские могут совершать подобные восхождения, потому что обладают безрассудством и полным чувством коллективизма, способностью работать на идею. Надо значит, надо.

А свободный человек уважает личное пространство. Тогда в английской экспедиции я настолько это понял Там вообще проявились такие мелочи, о которых мы не задумываемся. Если человек не выходит из своей палатки к завтраку, то ты не имеешь права даже постучать к нему и напомнить, что завтрак подали. Другой момент. Дуг Скотт ушёл с женой вечером, стоят палатки англичан, я смотрю, надо же встретить их И стоят лыжные палки. Я Рику говорю: Я могу взять лыжные палки? Он так смотрит на меня: Этого я не знаю, это не мои . То есть взять чужую вещь и даже её переставить это дурной тон. Придёт хозяин тогда всё решишь. Когда начинаешь понимать это, начинаешь понимать психологию этих людей. Она в корне отличается.

- Как это потом в повседневной жизни сказалось?

Я начал это отслеживать и видеть, что происходит в нашем обществе. До этого я присутствовал в обществе и даже не понимал, как это, нормально. Никто меня не ущемляет, я сам делаю всё, что хочу. И только смена формата показала, что существует другой формат жизни.

- Какие мысли у альпиниста при восхождении и при спуске? Голова на отвлечение работает или целиком сосредоточена на горе?

Я могу сказать только о себе: у меня включается программа только на восхождение, всё остальное отсекается. Делаешь, что нужно: пролезть, провесить верёвки, сделать площадку, сварить обед, выспаться, отдохнуть, чтобы утром снова начать работать. И при серьёзных восхождениях это настолько всё спрессовано, что для другого места не остаётся.

- А где же эмоции накрывают? Внизу?

Да. Когда всё заканчивается, уже осознаешь, как классно.

- Как альпинисту вам что труднее, восхождение или возврат? Вы сами признавались в том, что потеря высоты даётся сложнее.

Нет. Это был случай при восхождении на Эверест. Мы с Валей после вершины переночевали опять в пятом лагере. Валя (Иванов прим. автора) уже не мог находиться на высоте. Я вроде мог находиться на высоте, но была усталость. Ну чего мне работать, лучше поспать. Вот мы дошли до четвертого лагеря, и я сказал Вале: Ты беги вниз, я останусь здесь, мне терять высоту тяжело. Наверное, просто устал. Я знаю, что посплю, и утром будет хорошее состояние. Так и было. С четвёртого лагеря проснулся, сел на верёвки, поехал вниз, один. Я выспавшийся, всё сделано. Классное состояние такое было. Правильно, что я никуда не побежал. И было то же самое на Дхаулагири, когда мы спускались с Северной стены, там очень тяжёлое было восхождение, бескислородное и мы спустились и чувствуем, что всё, ноги не идут. Дошли до своих площадок, где стояла палатка. Я говорю: "Давайте, остановимся здесь". А Серёга Богомолов говорит: Нет, я не могу, не могу находиться на высоте, я пойду вниз . Я говорю: "Берите верёвку, давайте, дуйте, там палатка". И они ушли. Может, они были более здоровые? А мы более слабые (смеётся).

- Вам не привыкать быть первопроходцем. В октябре 1991 года вы были руководителем первой советской экспедиции на Чо Ойю (Гималаи, 8201 метр) по Восточному гребню, разведка нового маршрута. Но вы почему-то не взошли на вершину. Почему?

Я тогда был уже тренером и руководителем экспедиции. Могу разъяснить, это не тяга к тренерской работе. Ей я занимался постоянно. Когда у нас создалась команда, ребята сказали: Давай-ка ты будешь у нас капитаном команды . Лёша Лебедихин, Миша Самойлин: Мы решили, ты у нас будешь капитаном . Ну ладно, буду капитаном. И эти функции на меня легли. Я стал и тренером: разрабатывал программы, восхождения. Я был играющим тренером. Потом уже я почувствовал, что сил-то прежних у меня нет. И я стал чистым тренером, уже не ходил.

- За два года до этого вы были тренером второй гималайской экспедиции. Это в том же ключе, вы же тоже не поднялись?

Тогда я поднялся на главную вершину Канченджанги вместе с Николаем Черным и местным шерпом.

Мы пошли наверх снимать лагеря после того, как участники прошли свой знаменитый траверс четырех вершин Канченджанги.

- В одном из ваших интервью вы сказали очень важную фразу: "Сейчас я понял, что нельзя навязывать свои идеи, своё понимание альпинизма окружающим, если ты сам не принимаешь участия в проекте. Человек может сделать большие дела, когда живёт своей идеей, своим пониманием того, как её осуществить. Когда тебя кто-то зовёт следовать за ним, а ты сам не вдохновлён идеей, то ничего не получается. Когда я ставлю цель, когда я точно знаю, чего я хочу, все обстоятельства выстраиваются в нужной последовательности. Тебя как-будто затягивает туда. У человека всегда есть шанс на великие дела, если чётко знать, что тебе надо. Беда в том, что большинство людей живёт, чётко зная, чего не надо". Это о чём? Под влиянием или впечатлением от чего?

Было сожаление, что я организовал экспедицию на Макалу (пятый по высоте восьмитысячник мира, 8463 метра прим. автора) в 1997 году. Я был идеологом этой программы, но уже сам не участвовал в восхождении. В экспедиции погибли люди (около вершины капитан команды Салават Хабибуллин и на спуске Игорь Бугачевский прим. автора) и я совершенно чётко понял, что должен быть другой подход. После этого у меня сложилось убеждение: если я сам не участвую, я не имею права заражать людей своими идеями.

- Но вы же там были.

Да. Я был руководителем. Я не работал вместе с ребятами наверху. Они исполнители моей идеи и своего желания и вот это является неправильным для меня. Не в жизни вообще. Для меня неправильно.

- В том году, за это восхождение, со второй попытки вы получили "Золотой ледоруб". Дорогая цена. Вы чувствуете свою ответственность за тех ребят, которые остались там?

Я не могу быть ответственным за действия альпинистов на маршруте, если я сам не иду с ними как руководитель. Все они имели полное право на прохождение этого маршрута. Право, полученное и опытом, и их квалификацией.

Когда я сам работал на маршруте, я брал на себя ответственность. После Макалу решил: всё, больше я заниматься руководством экспедиций не буду. После 1997 года я перестал.

- А как же 2 год? Вы тогда в составе ангарской экспедиции взошли на Барунцзе (Гималаи, 7200 метров).

Это уже другое. Я не был руководителем. Я был в составе восходителей в этой экспедиции. Маршрут был мне по силам, и я взошёл. Барунцзе это вершина, на которую ходит очень много народа. Ребята из Ангарска были не профессионалы. Это были бизнесмены. Они хотели сделать восхождение в Гималаях. Я им помог это организовать. Там я работал как гид.

- Спустя год, в 3-м, вы в составе экспедиции поднялись на Чо-Ойю (Гималаи, 8201 метр)

Нет. В той экспедиции я поднялся только до 7500.

Женя Виноградский тогда помог ангарчанам дойти до вершины. Женя там работал в качестве гида. Всё дальнейшее это была работа в качестве организатора гималайских экспедиций. Сергей Петров из Ангарска был руководителем и идеологом восхождений. Я организатором и консультантом. Это меня устраивало. То есть от спорта я полностью отошёл.

- Это как-то повлияло на ваше отношение к программе Семь вершин ? Вы остановились на пяти. И только в Австралии и Антарктиде не совершили восхождение.

Я для себя изначально никогда не ставил задачу выполнить эту программу. Я знал о ней, она красивая, заманчивая, логическая и продолжительная (однозначно всеми признаются шесть вершин- Эверест, 8848 метров; Эльбрус, 5642 метра; Мак-Кинли, 6194 метра; Аконкагуа, 6960 метров; Килиманджаро, 5895 метров; Винсон в Антарктиде 4897 метров; спорным остаётся Пик Косцюшко в Австралии 2228 метров прим. автора). Просто получилось так, что я побывал на пяти вершинах, не ставя себе задачу взойти на все семь вершин. А когда оказалось, что надо ещё ехать в Антарктиду и Австралию, я понял, что это мне не надо. В Австралии вершина не представляет альпинистского интереса, там погодные условия всё определяют. В Антарктиде, я посчитал, холодно. И я понял, специально сделать эти семь вершин мне не интересно. (смеётся).

На спуске

- Среди альпинистов много людей с физико-математическим образованием. Это случайность или особенность?

Исторически сложилось, что секции альпинизма были развиты в Москве, при институтах, у нас в УПИ. Студенчество было более подвижно, а потом, научные сотрудники, они не как на заводе, у станка не работают. Просто исторически сложилось, что центры развития альпинизма были при науке.

- Материальное положение влияло на это? Всё- таки недешёвое занятие.

В Советском Союзе материальное положение никак не играло, потому что это было под эгидой спорта и профсоюза. Это был отдых трудящихся в горах. Поэтому там всем классно жилось. Тебе просто надо было участвовать в социальной жизни страны, активно (смеётся).

- А сейчас?

Сейчас большинство людей имеет такой доход, что им не трудно потратить пару тысяч долларов. Какая разница поехать в Турцию или в Гималаи.

- Наверное, поэтому вы создали в Екатеринбурге альпинистский центр "Гималаи"?

Был 1991 год. Началась перестройка и вдруг оказалось, что все можно. До этого нужно было просить разрешение на выезд. Только спорткомитет мог дать валюту. Письма, разрешения А тут посоветовались с Михаилом Морозовым, Толей Бычковым из Москвы: Ну что, организуем ТОО? . Создали Альпинистский центр "Гималаи". Стали работать как турагентство. Мы имели лицензию, организовывали выезды, даже не только в Гималаи, а на отдых на море.

- В горы кого водили?

Желающих. Люди приезжают: "В Гималаи хотите прогуляться? Пожалуйста! Есть программы".

- С подготовкой?

Нет. Просто прогулки.

- А это на какой высоте прогулки?

Туристические маршруты до пяти с половиной тысячи метров. Приводишь в базовый лагерь под Эверест. Вот он. Эверест. Любуйся и наслаждайся.)

- Сколько центр просуществовал?

Двенадцать лет, до 3 года.

- А почему закрыли?

Понял, что мне это стало неинтересно и стало мешать.

- Но и после закрытия центра вы продолжали водить туристов в Гималаи как гид?

Много лет. Иногда как наемный гид, иногда как сопровождающий своих друзей. Друзья звонят: "Слушай, хочется в Гималаи". " Пожалуйста". "А ты можешь нам помочь?" "Пожалуйста!".

- Но это же на возмездной основе. Вы же зарабатываете.

Я бы не сказал, что это заработок, это возможность жить так, как я хочу.

- А в этом году почему не поехали?

Интерес пропал. Зачем ехать, если нет интереса.

- Вы следите сейчас за восхождениями других команд, альпинистов?

Нет. Только когда серьёзные восхождения и куда мои друзья выезжают.

- У вас есть горький опыт с Макалу. Как вы воспринимаете трагические случаи в горах?

Очень грустно. Одно дело, когда это незнакомые люди, и совсем другое, если ты их знал. Когда мы занимались, каждый год 10 20 людей погибало в Советском Союзе. Просто информация поступает, мы разбираем несчастные случаи. Настолько было привычно. А уже когда знакомые люди гибнут, очень тяжело. И сейчас это же мои люди: Толя Мошников, Валера Попов Уже старые люди, зачем они пошли туда?

- Существует клише гора-убийца. Или всё же нельзя так относиться к горе?

Это эмоциональное отношение к конкретной ситуации. Когда на пике Победы мой друг Боря Поникаров умер на высоте от недостатка кислорода в 1984 году, мы выезжали туда. И когда я поднимался наверх к нему, когда транспортировали его тело, то я посмотрел на эти горы и почувствовал: ненавижу, просто ненавижу, человека забрали. А так на каждой горе погибают На восьмитысячниках очень много погибло людей.

- Вы не связываете это с развитием коммерческого альпинизма, стали в горы ходить за деньги, но менее подготовленные.

Альпинизм стал другим во многом коммерческим, когда человек считает, что он может всё купить за деньги. Если я заплатил, значит, все, кто эти деньги взял, должны обеспечить мне восхождение на вершину. Готов - не готов. И уже совершенно другое отношение. Ему наплевать кто с ним, что с ним. Ему надо самому зайти. Это, во-первых. Во-вторых, многие люди не понимают, почему они туда поехали. Есть люди, которые занимаются коммерческими экспедициями на Эверест. Например, Саша Абрамов из Москвы говорит: у меня были моменты, когда я хотел всё это бросить, потому что человек уходит наверх, потом не может идти, наверху на высоте садится и считает, что его должны спустить. Каким образом он даже об этом не думает. Он даже не хочет напрягаться вы должны меня вернуть вниз. И всё.

- Вам на днях исполнилось 68 лет. Работаете сейчас?

Нет. Особой деятельности, чтобы я ходил на работу, у меня нет. Я пенсионер.

- Вы сейчас поддерживаете отношения, с кем проходили отбор на Эверест?

Да. Вот вчера встречались с Женей Виноградским. Чай пили. Уникальная, конечно, личность. На два года младше меня, а до сих пор ходит на восхождения. Говорю: "Женя, ты как, сейчас с удовольствием поднимаешься"? Он отвечает: "Ты, знаешь, вообще-то там я себя чувствую лучше. Здесь я начинаю жить и начинаю нервничать почему-то (улыбается). А туда уезжаю и там все хорошо".

- А вы здесь, если бы были силы больше времени проводить в горах, так же себя ощущали?

Да как Мне нравится то состояние, в котором я сейчас нахожусь. Каждому свое. Вот сейчас восхождения мне никакого интереса не представляют. Как отрезало.

Досье "ОГ"

Сергей Борисович ЕФИМОВ

Заслуженный мастер спорта, заслуженный тренер СССР, заслуженный тренер РФ.

Родился 24 апреля 1944 года в Свердловске. Окончил Уральский политехнический институт (ныне УрФУ).

Альпинизмом начал заниматься с 1962 года, в 1972 году стал мастером спорта СССР.

5 мая 1982 года в составе первой советской гималайской экспедиции совершил восхождение по Юго-Восточной стене на Эверест в связке с Валентином Ивановым.

В 1982 году ему присвоено звание мастера спорта международного класса.

В 1987 году стал снежным барсом , поднявшись на все семитысячники СССР.

8 мая 1989 года в качестве тренера второй советской гималайской экспедиции совершил восхождение на Канченджангу-Главную (Гималаи, 8568 метров).

В 1991 году руководил первой советской экспедицией на ЧО-Ойю (Гимали, 8201 метр).

В 1993 году руководил Российско-британской экспедицией на Дхаулагири (Гималии, 8167 метров), восхождение без кислорода по ранее не пройденному маршруту. Номинант на "Золотой ледоруб".

В 1997 году руководил экспедицией на Макалу (Гималаи, 8481 метр), впервые достигшей вершины самому технически сложному маршруту Западной стене. Получил приз Золотой ледоруб за лучшее восхождение года в мире. При этом погибли около вершины капитан команды Салават Хабибуллин и на спуске Игорь Бугачевский.

Совершил более 30 восхождений высшей категории сложности.

Шестикратный чемпион СССР по альпинизму.

Имеет дочь, двух внуков.

Виктор СМИРНОВ; "Областная газета" Свердловская область

_________________
С уважением ко всем участникам форума, С.Куликов

Сергей Ефимов (восхождение на Эверест)

_________________
С уважением ко всем участникам форума, С.Куликов