Алексей Казарновский(Москва)Гармония
Мелькнет в гудящей бездне бытия
Гармония, пленяющая душу.
Едва возникнув, сладостно звеня,
Она скользнет во мрак, звуча все глуше,
Чтобы исчезнуть, как угасший свет.
Не шутит ли коварная природа?
Ее, быть может, и в помине нет?
Ведь хаос - абсолютная свобода -
Случайно воплощает даже то,
Чего не сотворит и светлый разум.
Живого созиданья торжество
Над сонной тишиной гомеостаза
Плеснет уверенно и звонко, но, увы!
Виденья ясных смыслов и явлений
Растают, робко выглянув из тьмы,
Оставив блеклый оттиск впечатлений.
И снова хаос, неопрятный хлам
Без проблеска, без мысли дуновенья.
И лишь зовет и ранит душу нам
Гармонии исчезнувшей мгновенье.
Мучителен и сладок, этот зов,
Он душу обжигает и, сгорая,
Вдруг отразится в зеркале стихов
Туманным призраком утраченного рая.
И рифмы, словно слезы по лицу,
Сбегают так легко, без церемоний.
И можно уподобиться Творцу -
Создателю божественных гармоний.
Диалог
- Что так загадочно воет, ты слышишь?
Словно зовет напряженно и властно…
- Это всего только ветер на крыше.
Мой дорогой, не тревожься напрасно!
- Кто это плачет у нас на пороге
Жалобно, словно бездомная кошка?
- Нет, мой хороший, причин для тревоги!
Это всего только дождь за окошком.
- Что ж так неистово в пляске постылой
Блики трепещут в полуночной сини?
- Все хорошо, успокойся, мой милый!
Это лишь жаркое пламя в камине.
- Как же мне быть, если верю невольно
Снам, исчезающим без возвращения?..
- Полно, дружок, не волнуйся, довольно,
Это не сны, это жизни теченье…
Ледяной дождь
Капая с теплого неба, вода
В воздухе мерзлом становится льдом,
Ветви деревьев и провода
Тяжесть хрустальную держат с трудом.
Согнуты грузом прозрачных оков
Вербы, березы и тополя.
Мерзлою влагой седых облаков
В панцирь стеклянный одета земля.
И безучастно, как свет фонаря,
К скопищу судеб, событий, имен
Мошкой в бесцветном куске янтаря
Время уснуло… до лучших времен.
Банально-осеннее
Ложится робко первый снег
И тает, как далекий звук.
И предвкушенье новых вех
Преображает все вокруг.
Мне осень - время вещих снов -
Нашепчет вновь - в который раз! -
Привычный ворох старых слов,
Избитых образов и фраз,
И рифмы вечные как мир,
И сны, похожие на бред
Про тишину пустых квартир,
Когда хозяев дома нет.
Про пустоту ночных дорог
Бегущих в бесконечность тьмы,
Про ноября холодный слог,
Про то, как беззащитны мы
Перед внезапностями бед,
Пред тем, что нам не по нутру…
Про то, как не надежен свет
Свечи, горящей на ветру…
Про зимний холод и пургу,
Про жизнь, что отдана в залог -
Мы все у Времени в долгу,
И не вернуть нам этот долг.
И где-то на излете сна,
Устав камлать и ворожить,
Шепнет, что будет вновь весна
И надо до нее дожить…
Молитва
Сохрани, - молю я Всевышнего, -
От соблазнов, греха и порока,
От ненужного и от лишнего,
От судьбы и от веры пророка,
От дремучести православия,
От бесцветности протестантства,
От невежества и тщеславия,
От кликушества и сектантства.
От двуличности католической,
От бездумности жизни в стаде.
Дай мне боже задатки личности
Не гордыни ущербной ради,
Не для чванства, и не для корысти,
Не для ложно понятой святости.
Охрани меня от предвзятости,
От глухой иудейской косности
И буддийской бесплодной кротости.
Дай мне выпить чашу мою до дна,
Дай мне силы свой крест самому нести,
И да будет цель впереди видна,
И да хватит сил до конца пути.
И избавь меня, боже правый,
От наивной веры беспечной,
От пустой ненадежной славы
От придуманной жизни вечной!
Пусть минует меня твоя гроза,
Дай мне жить и умом, и трудом своим,
Твоего быть достойным образа,
Ибо создан твоим подобием...
Гражданская война
Куда идти, какой дорогой?
И кто здесь пан, а кто пропал?
Как стал бессмыслицей убогой
Вчерашний светлый идеал,
Развенчанный судьбою строгой?
Вражды гранитная стена
Глуха для слова и для взора
И злом в квадрат возведена.
Здесь хватит каждому позора,
Зато на всех одна вина.
Нет в мире ни судов, ни правил,
Чтоб рассудить их, наконец,
И кто тут каин, кто тут авель
Не знает даже сам Творец,
Ведь он давно их всех оставил…
И разве где-то брезжит свет?
Нет, ни в грядущем царстве хама,
Ни в райских кущах места нет,
Стоящим на руинах храма,
Не осушить истоки бед.
И время не вернется вспять,
Смирить угар кровавой схватки,
И злую ненависть унять.
Друг друга в смертной лихорадке
Им не простить и не понять.
О тонике и силлабо-тонике.
Стучу я к соседу-хронику
Открой, говорю, дверь!.
Он бросил силлабо-тонику
И лесенкой пишет теперь.
Открыл, поглядел, как выстрелил,
Похмельным взглядом своим,
Бутылку джина я выставил
И тоника литр с ним.
Мол, в нас человеколюбие
Живет, мы, отнюдь, не глухи.
Свой тоник слегка пригубил я,
Он начал читать стихи.
Сказать бы соседу-хронику:
Оставь! Далеко ль до греха!
Но выпил он джин без тоника,
Летя по ступеням стиха.
Рубил топором ритмическим,
Гремучий плясал канкан.
Я слушал его стоически
Сжимая в руке стакан.
Наверное, туп по природе я,
Силлабо-тонический стих
Привычно струит мелодии
В отсталых мозгах моих.
Его же иные пристани
Зовут из новых времен.
Он лесенкой пишет неистово,
Скачками строк опьянен.
Грядущих громов провозвестником
Ревел он и лют и лих,
И лесенкой, лесенкой, лесенкой
Все гнал он свой взмыленный стих.
Тошнило (наверное, от тоника)
И ныло в груди моей.
Ах, где ты силлабо-тоника
Певучая, как соловей?
Потом захотелось повеситься
И стало совсем невмочь,
Я вывел его на лестницу
И там придушил в ту ночь…
Имя матери
Он вспоминает детство, отчий дом,
Айову, Иллинойс, Флориду.
Полет не близок! Думай о своем,
Пока в ночи скрываются из виду
Огни на острове, где ветер и прибой…
И так, наверное, каждый в экипаже…
Несет машина груз привычно свой
И имя на зеркальном фюзеляже.
Написанная краской на борту
Художника нехитрая работа
Таит в себе тепло и доброту
Ведь это имя матери пилота.
По борту справа светится восток,
Скользит зеленый отблеск по экрану.
Радист пилоту передал листок:
Погода в норме, все идет по плану.
Плеснуло солнце, засияла даль,
Души коснулась сладкая истома.
Он про себя подумал: «Все же жаль,
Что мы сейчас с ребятами не дома!»
И улыбнулся, повторяя вновь
Хорошее название самолета.
В нем слышались надежда и любовь,
Ведь это имя матери пилота.
Всему свой срок. Открыт совсем не вдруг
Пандоры черный ящик, и беда
Скользнула в бездну сквозь открытый люк.
Машина безучастно, как всегда,
Чуть дрогнула в момент освобожденья.
Вираж, пилот стирает пот с лица,
Под ними город в утреннем движении,
И трепетно пульсируют сердца
Секундами обратного отсчета…
Раздастся эхом тысячам скорбей
Простое имя матери пилота,
Которую зовут Enola Gay…
Семь баллов
Семь баллов , скажу вам, ребята - не шутка.
Тревожная тьма, непроглядная ночь
И, если не выдержит наша скорлупка,
То кто-нибудь вряд ли сумеет помочь.
Мерцает во мраке картушка компаса,
На качке вертясь как полуночный бес,
И светится тусклая млечная трасса
Над мачтою в пропасти черных небес.
А ванты гудят под порывами ветра,
И лодка врезается в гребень волны.
Тревожно, и так далеко до рассвета,
А, впрочем, и он не сулит тишины.
И кажется, сгинул весь мир в катастрофе.
Исчезло пространство, а времени бег
Застрял в бесконечности черной как кофе,
И яхта – последний вселенский ковчег.
И нервные шутки в двух метрах от ада
Бросаем мы ветру и грозной волне,
Хоть знаем, что это всего лишь бравада,
По сути, людей сухопутных вполне.
А яхту лихое дыхание шторма,
Как сорванный с ветки осенний листок,
Кренит, и швыряет, и треплет упорно,
И гонит все дальше на юго-восток.
Туда, где над морем взъерошенным ветром,
Над краем воды, чуть заметно для глаз
Разбавлена ночь электрическим светом,
Где остров и тихая гавань для нас.
Туда, где нас ждет благодатная Тира,
Желанный, но вроде бы призрачный дом,
Осколок погибшего, кажется, мира,
В реальность которого верим с трудом.
Но как бы суденышко наше не било
Свирепое море, качая весы,
Пройдут, унося наши бодрость и силы,
В упрямой борьбе со стихией часы.
И там, у причала далекого порта,
Где берег пьянит ароматами трав,
Задремлет пучина, вздыхая у борта,
Забыв свой крутой и неистовый нрав…
Семь баллов , скажу вам, ребята - не шутка.
Тревожная тьма, непроглядная ночь…
Одиссей
Валентину Алексееву Судьба и память, пролагая тропы
Сквозь искушений сладкий яд и страх,
Вели тебя к порогу Пенелопы,
Где ждет отца, взрослея, Телемах.
Где по весне в горах алеют маки,
А в зимний день тепло у очага.
К желанным берегам родной Итаки,
Хранимой от беды и от врага.
Но образ, будто слепленный из гипса,
Крошился, распадаясь на куски,
Объятия божественной Калипсо,
Изгнать умели боль былой тоски.
И ночи страсти, ставшей утешеньем,
Тянулись, повторяясь вновь и вновь,
Пылали нестерпимым искушеньем
Бессмертья дар и вечная любовь.
Но богу – божье, а тебе – иное,
И воскресая медленно, с трудом
Знакомый образ вновь зовет героя
Туда, где ждет его далекий дом.
И вновь тоска, и боль, и сумрак мглистый,
А на волну, как звук в разлете строф,
Взлетает плот.
О, где же ты, Калипсо,
Бессмертья дар и вечная любовь?..
страница в сети Интернет-
http://www.stihi.ru/avtor/hazar2
Вход
Регистрация
FAQ
Пользователи
